|
|
Процесс
над орденом Храма
Сожжение
Моле, смерть Филиппа и Климента |
|
|
Судьбу членов ордена решали поместные соборы, имущество
передавалось ордену Иоаннитов (госпитальеров). Многие
тамплиеры закончили свою жизнь в тюрьмах, другие погибли
на кострах. Те же кто остался на свободе
влачили жалкое существование.
Во Вьенне
во время Собора умер кардинал
Этьен де Сюизи, а немного спустя за ним последовал
его коллега архиепископ Тулузский.
Гийом де Ногаре "отправился
путем всего плотского" 11 апреля 1313 г.;
хотя он все еще был канцлером, его
влияние ослабело, и смерть его прошла почти незамеченной.
Гийом де Плезиан только на несколько
месяцев пережил своего сотоварища; он продолжал служить
королю до самой кончины в ноябре 1313 г.
22 декабря того же года,
– после смерти обоих легистов, – Климент назначил
трех кардиналов вынести решение по делу магистра и
великих бальи: последнее предательство по отношению
к этим людям, которых он обманывал лживыми обещаниями.
Эти заседатели, возглавлявшиеся доминиканцем
Никола де Фреовилем, должны были также определить
судьбу французских тамплиеров; несмотря на предписания
Вьеннского Собора, они осудили на вечное заточение
тех, кто ни в чем не сознался. Потом, проверив материалы
судебных документов, относящихся к магистру и трем
великим бальи (командор Кипра умер), всех четверых
осудили на пожизненное заключение – наказание много
более суровое, чем постановления Собора, касавшиеся
"смирившихся" тамплиеров. Но кардиналы
слишком много знали, чтобы освободить Жака
де Моле и его товарищей, выражавших намерение
"рассказать иное", нежели их признания
на процессе, как только позволят обстоятельства [*].
18 марта 1314 г. архиепископ
Сансский и трое кардиналов-заседателей представили
свой приговор четырем сановникам ордена Храма на эшафоте,
воздвигнутом напротив портала собора Парижской
Богоматери; магистра привезли в Париж
из темницы в Жизоре. На паперти собралась
огромная толпа, дабы выслушать приговор, который должны
были огласить публично. Но как только решение о пожизненном
заключении было зачитано осужденным, магистр и командор
Нормандии громко провозгласили невиновность
своего ордена и отказались от показаний, к изумлению
кардиналов, которые полагали, что ставится последняя
точка в этом деле. Покуда де Моле верил обещаниям
Климента, он старался держаться: потеряв надежду,
он мог только умереть. Иноземные купцы, "находившиеся
там", рассказывали, что магистр обернулся
к толпе и "очень громко произнес, что все
сказанное в написанном - ложь и что он ни сказал ничего
такого, ни признался в таковых деяниях, но что они
были добрыми христианами. И при сих словах сержант
ударил его ладонью по устам так, что он [магистр]
не смог больше говорить" [*].
|
|
Кардиналы снова передали де
Моле и Шарне прево Парижа,
который велел их сторожить в капелле у паперти, пока
не разойдется толпа. По словам Жана де Сен-Виктора,
кардиналы якобы хотели посовещаться об участи этих
двух тамплиеров, но король и его совет уже были проинформированы
об инциденте и приняли решение сжечь их как нераскаявшихся
еретиков, хотя не присутствовало никого из духовных
лиц, дабы воззвать к светской руке власти. Костер
сложили на Камышовом острове, расположенном
между королевским садом и церковью августинских монахов,
на нынешней набережной Больших августинцев, – по странному
стечению обстоятельств красные огни Нового моста отражаются
в Сене на месте мучений Жака де Моле,
будто для того, чтобы навечно сохранить память о нем.
Магистр ордена Храма приготовился
умереть спокойно и даже с каким-то воодушевлением,
что произвело глубокое впечатление на собравшихся,
среди которых находился поэт-хронист Годфруа
Парижский: свидетельство последнего тем более
ценно, что он разделял обвинения, выдвигаемые против
тамплиеров. |
С наступлением ночи сержанты короля посадили на повозку
де Моле и Шарне, чтобы тайком отвезти на остров. Там
магистр сам, добровольно, разделся и терпеливо сносил
грубости сержантов; когда его собрались привязать
к столбу, он попросил разрешения сложить ладони и
в последний раз помолиться. Еще он заверил, что орден
Храма невиновен и что он оставляет Богу заботу отомстить
за собственную смерть и смерть братьев. По словам
свидетелей, он якобы добавил – относительно себя,
– что отступил перед страхом пытки и льстивыми ласками
Папы и короля. Моле обратился с просьбой к палачам
повернуть его лицом к собору Богоматери, когда те
привязывали его к столбу.
Перед лицом смерти Моле и
Шарне обратились с молитвой к многострадальной Матери
Божьей, и народ сохранил их пепел как святыню,
и причислил к Сомму мучеников обоих страдальцев.
Гуго де Перо
и Жоффруа де Гонвиль, не последовавшие
за ними в их возвышенном бунте, навсегда исчезли во
мраке темниц.
Филипп Красивый
не только завладел всем имуществом ордена Храма, но
и заставил госпитальеров в виде компенсации уплатить
ему 200 тыс. ливров [*]. Однако,
по подсчетам некоторых историков, упразднение ордена
принесло ему 12 млн. ливров [*].
Этого оказалось мало приемника
Филиппа, Людовику Х, который получил
от госпитальеров 50 тыс. ливров.
Виновники уничтожения ордена
прожили не долго.
Папа Климент V
не восстановил своего здоровья после суровой зимы
во Вьенне; он удалился во Вьеннское графство,
где жил, окруженный кардиналами и своими родственниками,
и не желал более давать аудиенций. В апреле 1314 г.,
несколько недель спустя после смерти де Моле, он серьезно
заболел в Монтиле, близ Карпантраса;
его заставляли принимать растолченные изумруды – смертоносное
средство, которое должно было вскоре его и погубить.
Он пожелал, чтобы его перевезли в Бордо,
но 20 апреля того же года умер в Рокморе-на-Роне.
Пожаром была уничтожена
церковь в которой находился труп Климента. В пожаре
сгорела нижняя часть тела покойного. Останки его были
перенесены в мовзалей воздвигнутый его родственниками.
Однако и здесь останки Климента не нашли покоя. Яростна
толпа пальвинистов разрушила в 1577 г. мовзалей, останки
были сожжены, а пепел развеян по ветру.
29 ноября в Фонтенбло
умер Филипп IV Красивый, последние годы которого
были омрачены семейными драмами, фландрской войной
и народным возмущением. Одни усточники утверждают
что он умер от загадочной болезни, другие что погиб
во время охоты.
Сыновья Филиппа IV рано последовали
за отцом в могилу ("Проклятые Короли").
Великое приключение тамплиеров
длилось почти два столетия. Их история – как в период
расцвета, так и на закате – относится к золотому веку
феодализма, эпохе крестовых походов и Соборов, – оба
этих начала нашли выражение в духовно-рыцарских орденах.
Устав ордена Храмовников, до сих
пор малоизвестный, остается одним из наиболее достойных
внимания документов, который дошел до нашего времени
от той эпохи; устав учит братьев ордена вести жизнь
суровую и трудную, но беспрестанно соотноситься с
разумными предписаниями, благопристойностью и вежеством.
Путь, начертанный орденом, держится на равном расстоянии
и от рыцарской пышности, и от иноческой бедности;
он не допустил образования наемничества, ни отшельничества,
еще меньше – мистики, но собрал "мужей добрых
и рассудительных", призванных служить христианскому
народу.
Гуго де Пейен
и его товарищи воплотили облик монаха-рыцаря; их преемники
создали стиль жизни, некое фундаментальное качество
которого обнаруживается и сегодня в уцелевшем наследии
ордена Храма, в его сдержанной и элегантной архитектуре,
в восхитительных манускриптах тамплиеров, письменных
свидетельствах собственного образа мыслей и действий.
Храмовники не всегда придерживались наставлений своего
устава, и это было одной из причин их гибели; но существовала
истинная гармония между их целями и духом эпохи.
В начале XIV в. все меняется.
Сталкиваются интересы наций, вырисовываются новые
классы; могли ли тамплиеры сохраниться, – даже без
грубого вмешательства французского короля, – в новом
климате? Приходится сомневаться в этом. Тридцать лет
спустя после падения тамплиеров их полностью забыли,
за исключением народных легенд, которые представляли
их командорства как места с привидениями, где в ночи
звучал голос: "Кто хочет защищать
орден Храма?". Много позднее первые
романтики заинтересовались проклятым орденом, но только
для того, чтобы его мистифицировать и извратить его
историю. Лишь сравнительно недавно архивисты и археологи
принялись расшифровывать документы и расчищать руины,
– и благодаря их изысканиям начинает проступать истинное
лицо ордена Храма. |
|
|